Орды Чингисхана в ЧЕЧНЕ

ОРДЫ ЧИНГИСХАНА В ЧЕЧНЕ
1223 год. Передовые отряды «потрясателя вселенной» -Чингисхана подошли к предгорьям Северного Кавказа...
Растянувшись огромной черной змеей, два монгольских тумена двигались вдоль берега бурной реки. С одной ее стороны раскинулось холмистое, поросшее лесом предгорье, с другой - возвышались заснеженные горы, рассеченные шрамами глубоких ущелий.
В длинных синих одеждах, поверх которых была одета броня, в почти одинаковых железных шлемах монголы были словно близнецами. Тысячи безбородых близнецов, похожих на старых угрюмых женщин с лицами черными от загара и грязи. И лошади у них были похожими - небольшими, лохматыми и злыми.
Впереди скакала сотня разведчиков на рыжих конях, за ними - сотня на молочно-белых. Далее под охраной телохрани-телей-тургаудов, один из которых вез бунчук с пятью рыжими конскими хвостами, двигалась железная колесница великого монгольского полководца Субудай-багатура. Эта колесница -трофей, вывезенный монголами с захваченного и разграбленного ими Северного Кавказа - являла собой обитый железными листами закрытый ящик, поставленный на два высоких колеса. Во все четыре стороны в стенках колесницы были прорезаны узкие щели, предназначенные для наблюдений и стрельбы из лука. Железную повозку везли четыре коня, запряженных по два. На левом переднем коне сидел возничий.
Утомленный походом полководец спал в колеснице на войлочной подстилке, свернувшись как хищный зверь. Еще юношей Субудай-багатур был ранен в руку, меч рассек ему мышцы, и с тех пор правая рука его всегда была согнута. Другой удар поразил его лицо. Правый глаз вытек, рубец тянулся через бровь и щеку, а левый, широко открытый, сверлящим взглядом проникал, казалось, в тайные помыслы людей. Воины звали его «барсом с разрубленной лапой».
Покой спящего хозяина охраняла маленькая собачка китайской породы. Заслышав какой-то шум, она подняла пронзительный лай. Одноглазый джихангир мгновенно проснулся.
Это к колеснице подскакал в окружении своих телохрани-телей-тургаудов Джебе-найон, высокий, худой, никогда не улыбающийся полководец, посланный Чингисханом вместе с Су-будай-багатуром в этот дальний поход то ли помогать старику, то ли следить за ним.
Джебе-найон подождал, пока тучный Субудай-багатур выбрался из своей железной кибитки и сел на подведенного к нему саврасого коня с черным и длинным - до самой земли - хвостом. Монгольские воины считали этого коня священным, приносящим им удачу в битвах. Субудай знал об этом и берег коня.
- Говори, - сказал Субудай Джебе-найону, бесстрастно глядя на снежные вершины ближайших гор.
- Они отказались покориться, ушли в горы и угнали свои стада. Ущелье, которое ведет в глубь их страны, узкое и хорошо защищено. Там много воинов, - сказал Джебе-найон.
- Мы выманим этих волков из логова, - усмехнулся Субудай-багатур.
Над ущельем возвышалась старинная родовая башня, а внизу, прямо под ней, был завал из камней и срубленных деревьев, за которым засели чеченцы. Они осыпали стрелами проносившихся мимо них монгольских всадников. А те словно дразнили оборонявшихся, стараясь как можно ближе подскакать к завалу и уберечься от стрел. Всадников было не так уж много.
Вдруг пронзительно завыли монгольские трубы, и из ближайшего леса показались пешие воины. Это были спутники монголов, всякий сброд из разных покоренных племен. Они бежали ко входу в ущелье, размахивая оружием, издавая дикие вопли и подбадривая друг друга.
Горцы встретили их разящими ударами топоров и мечей. Закипела жестокая битва, верх постепенно брали обороняющиеся. И старики, и почти дети не уступали в доблести и мужестве своим взрослым воинам
По сигналу трубы нападавшие разом прекратили битву и побежали к лесу. Горцы бросились преследовать их. Из неприметной на вид балки, заросшей густым орешником, вылетела чеченская конница и помчалась за убегавшей пехотой монголов. Увлеченные погоней горцы проскочили лес и оказались на открытом поле.
В его дальнем конце среди зарослей ивняка и камыша был холм, на котором виднелся пятихвостый бунчук Субудая и сам полководец, сидевший на своем саврасом коне, неподвижный, как каменный идол.
Отступавшие монголы, которых осталось в живых совсем немного, из последних сил бежали к этому холму, по пятам преследуемые горцами.
Вновь завыли трубы, и из-за холма, из зарослей ивняка и камыша медленно выехала вся монгольская конница, тридцать тысяч всадников.
Странно безмолвные, с завернутыми до плеча правыми рукавами, с обнаженными кривыми клинками, лежавшими на плечах, монголы сомкнули свои ряды. Что-то зловещее и грозное было в этом молчаливом движении тесных колонн всадников, когда они, без единого крика, вышли из засады.
Горцы в нерешительности остановились, поздно поняв, что попали в западню. Наступила тишина, которую нарушало только фырканье коней и случайный звон оружия.
Субудай махнул рукой. Опять протяжно завыли трубы, и по их сигналу конные монголы с дикими криками «кху-кху-кху!» помчались на горцев, охватывая их с двух сторон и отрезая путь к отступлению. Но те и не думали об отступлении. Плечом к плечу, спина к спине, они заняли круговую оборону. Древние горы никогда не видели столь жестокой и яростной битвы. Хотя силы были слишком неравными, бой закончился только к вечеру. Все поле перед холмом было покрыто трупами, но убитых монголов было значительно больше. Их трупы штабелями укладывали на поленницу, сложенную из бревен срубленных деревьев.
Субудай сказал, обращаясь к собравшимся вокруг поленницы воинам: - Счастлив воин, павший за величие монгольского улуса. Вместе с дымом священного костра он попадет в алмазный дворец бога Сульде!
Загремели барабаны, затрубили рожки. Шаманы в белых одеждах с медвежьими шкурами на плечах закружились вокруг поленницы, издавая пронзительные вопли и ударяя в бубны. Китайские мастера с восьми сторон подожгли паклю, намоченную горючей жидкостью. Черный дым заклубился над костром. Пламя разгоралось, охватывая лежащие тела и желтыми языками взлетая к небу.
Субудай-багатур проворчал, обращаясь к Джебе-найону:
- Если в каждой битве будет гибнуть столько воинов, много ли багатуров вернется на родину?
Джебе промолчал.
- Пусть приведут пленных, - приказал Субудай-багатур.
К нему подвели нескольких, связанных волосяными арканами, чеченцев. Израненные, они еле держались на ногах, но в их глазах не было страха.
- Вы храбрые воины, - сказал Субудай, - И получите свободу. А тем, кто остался в горах, скажите, пусть покорятся воле великого чингисхана. Тогда я не трону земли вашего народа. Идите.
Толмач перевел слова Субудая пленным. Те молчали, никто не сдвинулся с места.
Субудай отвернулся от них и что-то сказал одному из своих телохранителей...
Всех пленных бросили на землю рядом друг с другом. Сверху на них навалили доски, оторванные от повозок. Полсотни монгольских военачальников уселись на этих досках. Они пили кумыс и гоготали, когда из-под них раздавались стоны и проклятья пленных.
Только одного пленного пока пощадили победители, мальчика лет пятнадцати. У него было перерублено плечо и все лицо залито кровью от раны на голове.
Мальчика привязали к колесу железной кибитки Субудай-багатура, чтобы он смотрел на муки своих сородичей.
Стоны и крики погребенных под досками пленных постепенно затихли. Монголы, закончив пировать, разобрали доски и вытащили из-под них трупы раздавленных горцев. А над куренем разносилась песня победителей:
- Вспомним, вспомним степи монгольские, Голубой Керулен, золотой Онон! Сколько, сколько монгольским войском Втоптано в пыль непокорных племен...
Субудай-багатур подошел к мальчику, привязанному к колесу его кибитки.
- Ты все видел, - сказал полководец. - Иди к своим и скажи, чтобы сдали оружие и покорились. Тогда будут жить.
Толмач перевел его слова. Мальчик ничего не ответил, но столько гордого презрения было в его взгляде, что Субудай не выдержал и отвернулся. Он дал знак, и один из его телохрани-телей-тургаудов вытащил из ножен свой кривой клинок и одним ударом отрубил мальчику голову.
- Завтра мы найдем обходный путь в эти горы, - сказал Джебе-найон и носком сапога отшвырнул от себя отрубленную голову.
- Нет. Мы уходим. Этот народ можно уничтожить, но нельзя покорить, - сказал Субудай-багатур, задумчиво глядя своим единственным глазом на парящего в вечернем небе орла...